지원사업
학술연구/단체지원/교육 등 연구자 활동을 지속하도록 DBpia가 지원하고 있어요.
커뮤니티
연구자들이 자신의 연구와 전문성을 널리 알리고, 새로운 협력의 기회를 만들 수 있는 네트워킹 공간이에요.
초록· 키워드
오류제보하기
Данная статья анализируется философские и культурные интерпретации теорий романа Д. Лукача, Х. Ортега ? и Гассета, О. Мандельштама, Т. Манна. Б.М. Эй-хенбаума. Предложенная Томашевским рубрикация является следствием вызы-вавшей активные споры на протяжении 20?х годов переоценки роли европейского романа. Он постепенно утрачивал канонические черты и превращался в неомифо-логическую эпопею или в отображение спонтанного ‘потока сознания’, если ис-пользовать психологическую категорию из работы У. Джеймса. ‘Кризис романа’ в те годы связывался с переносом эстетического внимания с внешнего на внутреннее.
андельштам в статье ‘Конец романа’ утверждает, что романная композиция измеряется степенью цельности человеческой биографии Упразднение в модерни-стской культуре романтического культа героя?действователя приводит к распаду романной формы. Прогноз Мандельштама выглядит достаточно пессимистическим пророчеством. Прослеживая эволюцию европейского романа, Б.М. Эйхенбаум также разделяет мнение о нивелировке той словесно?фабульной организации, что в классической эстетике понималась как модель романного высказывания, подме-чая нарастающие тенденции к слиянию романа и художественной биографии.
Родоначальником подобного междисциплинарного подхода к жанровой пробле-матике романа считается венгерский философ?марксист Д. Лукач, в 1916 году опубликовавший монографию ‘Теория романа’. Смесь неогегельянства, преодоле-вающего штампы гегелевской диалектики, и новой социологии, преодолевающей клише позитивистского обществоведения, заставляет Лукача обратиться к психо-логическим и лингвистическим категориям. В частности, он прибегает к понятию ‘внутренней формы’, в русской гуманитарной науке развитому в работах А.А. По-тебни и Г.Г. Шпета, что позволяет ему ввести новаторский термин ‘внутренняя форма романа’, примиряющий феноменологию, этику и эстетику романного слова.
В фокусе философских размышлений Лукача оказывается ‘эстетическая про-блема: как превратить душевные состояния и рефлексию, лиризм и психологию в истинно эпические выразительные средства - сосредоточивается вокруг основного этического вопроса о необходимом и возможном деянии’. При попытках уравно-весить интимный лиризм и рефлексивное познание. По замечанию Лукача, ‘это поражение является непосредственным комплексом пораженчества, свойственный персонажу?мыслителю’, Лукач называет ‘романтизмом разочарования’. Подобная
огласовка романтизма, не всегда, но часто довлеющего в романе, позволяет ему выделить особую жанровую разновидность - ‘роман разочарования’, где проис-ходит ‘саморазложение формы, растворяющейся в безнадежном пессимизме’.
Т. Манн оправдывает господство романа, видя в нем средство гармоничного и монументального соединения эстетических и социальных противоположностей. В лекции ‘Искусство романа’, прочитанной в Принстонском университете, он при-знает роман продуктом распада стихотворного эпоса. Роман относится к эпосу, как ‘творческая сознательность к бессознательному творчеству’.
В отличие от других модернистских теоретиков романа, настаивающих на мо-нументальной эпичности романной формы, Ортега?и?Гассет предлагает дихото-мию эпоса и романа по принципу их тематического отношения к временному ряду. Так, центральной тематической осью романа он признает ‘современность именно как современность’, а эпос обращается к тематике удаленного ‘прошлого именно как прошлого’.
Еще в нашем анализе подробным или косвенным анализом структуры фило-софского романа, его поэтики, стилистики и прагматической функции, занимались с той или иной степенью привлечения философского лексикона такие исследова-тели как Э. Ауэрбах, В.В. Кожинов, А.Д. Михайлов, П.А. Гринцер, Е.М. Мелетин-ский, Абрамовский.
В философском романе по особому преломляются две стилистические тенден-ции, намеченные В.В. Кожиновым в качестве основной предпосылки прозаической речи, ? а именно ‘прямая изобразительность слова и многоголосие. По замечанию другого исследователя русского романа В.А. Богданова, философскому роману свойственно идейное ‘многомирье’, предопределившее его знаковые композици-онные и жанровые приемы: ‘эпопейность, спонтанный ‘внутренний монолог’ ? у Л. Толстого; полифония и синтез разнообразных жанровых особенностей от менип-пеи, карнавала и мистерии до авантюрно? бульварногорома
В философском романе функция сюжетного построения зависит от наперед за-данной сакрально?метафизической идеи. Она направляет вектор сюжетного дви-жения, но остается неизменной и самодостаточной в противовес изменчивому и подвижному пространству сюжета и персонажей. В философском романе литера-турный контекст (сюжетно?фабульные линии, авторская точка зрения, идейно?психологические позиции персонажей и другие категории) не способен воздейст-вовать на абсолютную истинность трансцендентной идеи. В результате непрелож-ность высшего идеологического смысла не подлежит сомнению и проверке.
В философском романе герой, как правило, не концентрирует в себе всю полно-ту идеологического содержания. Он сам локализован внутри сюжетного простран-ства, образованного философской идеей. В философском романе не идея заложена в сознании персонажа, а персонаж пребывает в идее, в сфере абсолютно идеально-го. Миф и философское понятие строго разделены. Мифо?символический уро-вень служит для доказательства и утверждения универсальности философской идеи.
В философском романе часто связывается часто эпистолярная форма. Потому что, эпистолярная форма изложения позволяет автору инкрустировать в художест-венную ткань романа и философские, и религиозно?нравственные, и социально?исторические трактаты.
андельштам в статье ‘Конец романа’ утверждает, что романная композиция измеряется степенью цельности человеческой биографии Упразднение в модерни-стской культуре романтического культа героя?действователя приводит к распаду романной формы. Прогноз Мандельштама выглядит достаточно пессимистическим пророчеством. Прослеживая эволюцию европейского романа, Б.М. Эйхенбаум также разделяет мнение о нивелировке той словесно?фабульной организации, что в классической эстетике понималась как модель романного высказывания, подме-чая нарастающие тенденции к слиянию романа и художественной биографии.
Родоначальником подобного междисциплинарного подхода к жанровой пробле-матике романа считается венгерский философ?марксист Д. Лукач, в 1916 году опубликовавший монографию ‘Теория романа’. Смесь неогегельянства, преодоле-вающего штампы гегелевской диалектики, и новой социологии, преодолевающей клише позитивистского обществоведения, заставляет Лукача обратиться к психо-логическим и лингвистическим категориям. В частности, он прибегает к понятию ‘внутренней формы’, в русской гуманитарной науке развитому в работах А.А. По-тебни и Г.Г. Шпета, что позволяет ему ввести новаторский термин ‘внутренняя форма романа’, примиряющий феноменологию, этику и эстетику романного слова.
В фокусе философских размышлений Лукача оказывается ‘эстетическая про-блема: как превратить душевные состояния и рефлексию, лиризм и психологию в истинно эпические выразительные средства - сосредоточивается вокруг основного этического вопроса о необходимом и возможном деянии’. При попытках уравно-весить интимный лиризм и рефлексивное познание. По замечанию Лукача, ‘это поражение является непосредственным комплексом пораженчества, свойственный персонажу?мыслителю’, Лукач называет ‘романтизмом разочарования’. Подобная
огласовка романтизма, не всегда, но часто довлеющего в романе, позволяет ему выделить особую жанровую разновидность - ‘роман разочарования’, где проис-ходит ‘саморазложение формы, растворяющейся в безнадежном пессимизме’.
Т. Манн оправдывает господство романа, видя в нем средство гармоничного и монументального соединения эстетических и социальных противоположностей. В лекции ‘Искусство романа’, прочитанной в Принстонском университете, он при-знает роман продуктом распада стихотворного эпоса. Роман относится к эпосу, как ‘творческая сознательность к бессознательному творчеству’.
В отличие от других модернистских теоретиков романа, настаивающих на мо-нументальной эпичности романной формы, Ортега?и?Гассет предлагает дихото-мию эпоса и романа по принципу их тематического отношения к временному ряду. Так, центральной тематической осью романа он признает ‘современность именно как современность’, а эпос обращается к тематике удаленного ‘прошлого именно как прошлого’.
Еще в нашем анализе подробным или косвенным анализом структуры фило-софского романа, его поэтики, стилистики и прагматической функции, занимались с той или иной степенью привлечения философского лексикона такие исследова-тели как Э. Ауэрбах, В.В. Кожинов, А.Д. Михайлов, П.А. Гринцер, Е.М. Мелетин-ский, Абрамовский.
В философском романе по особому преломляются две стилистические тенден-ции, намеченные В.В. Кожиновым в качестве основной предпосылки прозаической речи, ? а именно ‘прямая изобразительность слова и многоголосие. По замечанию другого исследователя русского романа В.А. Богданова, философскому роману свойственно идейное ‘многомирье’, предопределившее его знаковые композици-онные и жанровые приемы: ‘эпопейность, спонтанный ‘внутренний монолог’ ? у Л. Толстого; полифония и синтез разнообразных жанровых особенностей от менип-пеи, карнавала и мистерии до авантюрно? бульварногорома
В философском романе функция сюжетного построения зависит от наперед за-данной сакрально?метафизической идеи. Она направляет вектор сюжетного дви-жения, но остается неизменной и самодостаточной в противовес изменчивому и подвижному пространству сюжета и персонажей. В философском романе литера-турный контекст (сюжетно?фабульные линии, авторская точка зрения, идейно?психологические позиции персонажей и другие категории) не способен воздейст-вовать на абсолютную истинность трансцендентной идеи. В результате непрелож-ность высшего идеологического смысла не подлежит сомнению и проверке.
В философском романе герой, как правило, не концентрирует в себе всю полно-ту идеологического содержания. Он сам локализован внутри сюжетного простран-ства, образованного философской идеей. В философском романе не идея заложена в сознании персонажа, а персонаж пребывает в идее, в сфере абсолютно идеально-го. Миф и философское понятие строго разделены. Мифо?символический уро-вень служит для доказательства и утверждения универсальности философской идеи.
В философском романе часто связывается часто эпистолярная форма. Потому что, эпистолярная форма изложения позволяет автору инкрустировать в художест-венную ткань романа и философские, и религиозно?нравственные, и социально?исторические трактаты.
목차
등록된 정보가 없습니다.
참고문헌 (0)
참고문헌 신청함께 읽어보면 좋을 논문
논문 유사도에 따라 DBpia 가 추천하는 논문입니다. 함께 보면 좋을 연관 논문을 확인해보세요!
-
소설언어의 가치적 일원성과 다원성
러시아어문학연구논집
2006 .01
-
『거장과 마르가리따』에 나타난 민담과의 연관성 연구 : 민담의 변형 요소와 변신을 중심으로
슬라브학보
2001 .12
-
현대 러시아 전쟁문학, 쁘릴레삔의『병리학』고찰
슬라브학보
2009 .09
-
『예브게니 오네긴』에서 죽음의 문제
노어노문학
2000 .12
-
L. 톨스토이의 장편 〈안나 카레니나〉에 나타난 여주인공의 형상과 죽음
한국노어노문학회 학술대회 발표집
2010 .11
-
문화 유산으로의 통로: 기억체계 : 비또프의 《뿌쉬낀의 집》을 중심으로
노어노문학
2001 .12
-
실존의 세계와 언어의 세계의 길항 : 사샤 소콜로프의 『바보들의 학교』 연구
슬라브학보
2008 .12
-
《현대의 영웅》에 나타난 뻬초린과 운명론의 문제
노어노문학
2001 .12
-
알렉세이 똘스또이 소설 『아엘리따』연구 : 환상과학적 유토피아의 측면을 중심으로
노어노문학
2003 .12
-
대화이론을 통해 본 A. 비또프의 「뿌쉬낀의 사진」
슬라브학보
2004 .12
-
『미성년』에 나타난 주인공의 글쓰기 양상 연구
러시아어문학연구논집
2010 .01
-
이념소설로서의 A.쁠라또노프의 행복한 모스크바
러시아어문학연구논집
2004 .01
-
보리스 삘냑의 소설 “기계와 늑대 늑대”에서의 상호텍스트성
슬라브학보
2005 .06
-
17세기 러시아 산문과 소설의 발생
러시아어문학연구논집
2004 .01
-
‘집’의 공간시학과 파스테르나크의 삶의 의식 고찰 - 『닥터 지바고』를 중심으로
세계문학비교연구
2010 .01
-
베네비찌노프, 바라뜨인스끼 서정시에 나타난 낭만주의 세계관 연구
슬라브학보
2008 .09
-
《스쩨빤치꼬보 마을 사람들》에 나타난 주인공의 희극성 연구
노어노문학
2000 .12
-
러시아 우주론의 이론적 토대와 철학적 개념에 대한 고찰 : 과학, 종교, 예술이 통합된 장(場)으로서의 우주철학
슬라브학보
2008 .09
-
쥬꼽스끼, 바쮸쉬꼬프 시에 나타난 이상의 지향과 그 한계의 극복성 문제
노어노문학
2007 .12
-
Tolstoy’s Father in 『War and Peace』: The Novel as Confessional and Family Shrine
러시아어문학연구논집
2011 .01
이 논문의 저자 정보
이 논문과 함께 이용한 논문
최근 본 자료
댓글(0)
0
UCI(KEPA) : I410-ECN-0101-2009-309-018829982